Amsterdam

Moscow in winter

Игра королей в ЖЖ

... а также "песнь льда и пламени". Длинная, добавлю, и довольно печальная, но интересная и поучительная.

Не скажу, чтоб так уж хорошо написано, хоть и написано-то очень неплохо: все же много пошлого, особенно по части сексу и поп-психологии (обе темы раскрыты на зачот). Но это все не очень мешает, потому что книга - про жизнь, а жизнь, думаю, подражает плохой литературе. Плохая, как жизнь, стало быть, пьеса - будь это хоть жизнь в неведомом тридевятом мире с не очень знакомой нам физикой и астрономией, переживающем тем не менее какую-то более или менее понятную историческую эпоху - то ли ренессанс, то ли позднее средневековье, но с некоторыми, относительно нашей истории, анахронизмами: слишком много народу, и много всякого добра и денег, и сильные монархии, какой-то - местами - семнадцатый век с арбалетами, но - тоже местами - наоборот, очень убедительно.

И вот эта смутно понятная нам эпоха там все никак не закончится неким новым временем, а все крутится веками между нашествиями и падениями империй, с уже довольно сильными монархиями, но без огнестрельного оружия и заметного технического прогресса. Конкретное тридевятое царство, про которое больше всего в книге, страшно похоже на Англию времен войны Роз. В этом мире присутствует, кроме того, магия, но не на первом плане: многие в ней даже сомневаются. Встречаются и сказочные существа, но редко.

И вот, в этом тридевятом царстве, оставшемся, по разным случайным причинам, без бесспорного престолонаследника, происходит нормальная позднесредневековая или ренессансная династическая гражданская война, то есть та самая игра. И автор показывает эту игру без прикрас, с ненарочитым натурализмом (а нарочитость делала бы натурализм ненатуральным, романтизированным; не надо писать: "он поскользнулся на страшных кровавых вывалившихся кишках", надо - "..., здесь скользко!-Сойди с моих кишков, ...!", то есть, как в жизни, или как в мясорубке - по ходу).

Вообще, читается все это - и смотрится тоже, есть очень адекватный фильм - как одна большая красочная, сочная и пахучая иллюстрация к Макиавели, который, по-моему, просто присутствует на каждой странице. Если и прочитывается какая-то мораль, то только вот эта: "не умеешь - не берись", или "будь ты хоть золотой, а не можешь срать - слезай с горшка" (лексика у героев, кстати, именно такого рода - раблезианская).

Что кажется занятнее всего, это что книга, похоже, вызывает у самых разных людей одно и то же желание: объяснить, зачем же автор это написал. В смысле, найти революцию для его зеркала, кто еще помнит, как Ильича конспектировали. И еще занятнее диапазон этих толкований. Вот тут один, кажется, достойный дядя считает, морща нос от избыточного и (вот по его мнению) нарочитого секса и насилия, что книга призвана нам показать, как бессмысленна и беспощадна была бы жизнь Европы без Христианства (так и хочется съязвить - "без него, как видим, не лучше"). А вот некоторый не очень понятный дядя считает, наоборот, что речь идет о наглядной демонстрации хрупкости цивилизации, которая может спасовать перед варварами, если не будет соблюдать собственные законы. И это мне попалось, можно сказать, само, без того, чтоб я специально искал. Не беда, что оба толкования, мне кажется, явно противоречат тексту и донельзя тенденциозны. Само стремление неглупых людей так по-разному истолковывать говорит о многомерности текста.

Что ж думаю я? А ничего такого. Мне просто кажется, что автор все сказал в названии. Это увлекательная игра. Любое сходство с реальными персонажами является случайным. Мартину просто видимым образом доставляет удовольствие игра, риск, драматическая случайность. И одновременно - не случайно сходство: там есть очень близкое мне лично чувство драматизма истории, не на уровне отдельных фальшивых ролей, а как процесса, который - тоже игра. Вот вам и песнь, и лед, и пламень...

«Миф о благодетельности фашистского террора» :: Частный Корреспондент

«Миф о благодетельности фашистского террора» :: Частный Корреспондент

"Единственной легитимной целью для Пиночета был его собственный лоб. Только в свою поганую голову он мог стрелять на законных и морально-оправданных основаниях. Ни в кого другого изменивший присяге генерал, узурпатор власти, серийный убийца, покровитель садистов и казнокрадов не имел права стрелять."

The Angel of History

The Angel of History

A Klee drawing named “Angelus Novus” shows an angel looking as though he is about to move away from something he is fixedly contemplating.  His eyes are staring, his mouth is open, his wings are spread.  This is how one pictures the angel of history.  His face is turned toward the past.  Where we perceive a chain of events, he sees one single catastrophe that keeps piling ruin upon ruin and hurls it in front of his feet.  The angel would like to stay, awaken the dead, and make whole what has been smashed.  But a storm is blowing from Paradise; it has got caught in his wings with such violence that the angel can no longer close them.  The storm irresistibly propels him into the future to which his back is turned, while the pile of debris before him grows skyward. This storm is what we call progress.                                                         

 — Walter Benjamin,

  Ninth Thesis on the Philosophy of History

The drawing was a surprise. After reading the above, I expected something Durer-like. Poor Benjamin had quite an imagination.

a bit of Rome

Олег Давыдов: Крестоносцы против России - Боевые пилигримы :: Частный Корреспондент

Боевые пилигримы :: Частный Корреспондент

Сцена допроса Наполеона Бонапарта. Следственная камера. Следователь - Олег Давыдов. Подследственный сидит на табурете напротив стола. Он одет в старый мундир без эполет. Следователь тоже одет странно: на нем шаровары, сапоги и вышитая рубашка, подпоясанная шнуром с кистями.

Олег Давыдов (с деланым безразличием): Имя?

Подследственный  (с сильным французским акцентом): Наполеон Бонапарт

Oлег Давыдов: Настоящее имя?

Подследственный  (с сильным итальянским акцентом): Наполеоне ди Буонапарте.

Олег Давыдов: Расскажите о вашей антироссийской деятельности.

Подследственный: Я, как император всех французов, вел против России множество войн, как на территории Италии и Германии, так и в самой России, и, наконец, во Франции...

Олег Давыдов: Расскажите подробнее о вероломном нападении на Россию.

Подследственный (удивляясь вопросу): Летом 1812 года, с целью обеспечения континентальной блокады Великобритании, после многомесячной подготовки, по моему приказу французская армия, нарушив условия мира...

Олег Давыдов (перебивает): Вы продолжаете играть со следствием. Расскажите о вашем крестовом походе против России!

Подследственный: Вы что-то путаете, мой конкордат с римским Папой...

Олег Давыдов (кричит): Перестаньте крутить! Вы не могли не знать о мягкой, женской сущности России! Вы не можете не знать, что за вами стояла жесткая, холодная и мужественная европейская цивилизация! Которая хотела таким образом спрятать свой железный звон в...

Подследственный (ошарашенно, сбиваясь): Mais, voiyons donc... Что спрятать?! (в сторону) Они тут все помешались на сексе.

Олег Давыдов (не слушает, продолжает кричать);... в мягкое, женское... А ведь мы православные!

Подследственный (окончательно растерявшись): Qu'est-ce que c'est pravo-slavny?

Олег Давыдов: Молчать!!! (хватает со стола толстый том, бьет подследственного по голове; на корешке видно название: "Метаморфозы и символы либидо"). Ты будешь сознаваться, или нет? Готфрид Бульонский уже раскололся, и Болдуин дал показания!

Подследственный (пытается защищаться, кричит): Fermarlo idiota! Questo è ridicolo!

Зигмунд Фрейд (входит, потасовка прекращается): Что здесь происходит?...А, да... Ну хорошо, г-н Давыдов, вас... хм... ждет для отчета Карл-Густав Юнг (Давыдов быстро выходит)

Зигмунд Фрейд (к подследственному): Вот, батенька, к чему приводит упрямство... Я мог бы вам помочь, но надо же сотрудничать со следствием... Юнг и его люди, это, конечно, не сахар. Скажу вам по секрету, он так и не усвоил как следует моего учения... (в сторону) Нуминоз-шнуминоз... (к подследственному) Но вы должны понять, чего нам стоит все это копание в подсознательном.

Подследственный (с надеждой смотрит на Фрейда): О, наконец-то! Вы можете мне объяснить, к чему все эти вопросы? Какое это имеет отношение к моей жизни и деятельности?

Зигмунд Фрейд: Ну вот и славно, я вижу, мы с вами подружимся. Но, милый мой, я жду от вас полной откровенности, иначе вами опять займутся мои коллеги...

Подследственный (испуганно): Да-да, конечно!

Зигмунд Фрейд: Итак, скажите, помните ли вы, как и когда вас учили пользоваться ночным горшком?

(немая сцена, занавес)

Не-Чарли Чаплин, невидимые часы и Писькин Бунт: чего пристали?

А вот много что-то стало попадаться разного то про Pussy Riot, то про часы г-на Гундяева, то еще про что. А ведь действительно, чего прицепились-то? По-моему, претензии к иерархам неуместны.

Прежде всего, "кощунство - хуже убийства" (кажется, Чаплин сказал что-то подобное) - позиция старая. Ничего нового тут не придумаешь; взять начало "Повести двух городов" Диккенса, где речь идет о конце восемнадцатого века:

"... Под водительством своих христианских пастырей французы, кроме того, развлекались такими достижениями гуманизма, как осуждение юноши к отсечению рук, вырыванию языка клещами и сожжению живьем за то, что он не упал на колени перед процессией грязных монахов, которая шествовала под дождем в пределах его видимости, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти ярдов."

Так что требовать для "кощунниц" тюремного заключения - это еще, пожалуй, признак прискорбного ослабления нравственности и тлетворного влияния Просвещения, почти что вольтерьянство. Если б церковные начальники требовали меньшего, то их не поняла бы собственная паства, по крайней мере, наиболее активная ее часть. Если кто-то питал иллюзии насчет источников этой активности - то это не проблема РПЦ. Она занимает естественную позицию учреждения, статус, благосостояние и само существование которого связано с внушением восторга, страха и трепета. Когда эти чувства ослабевают, на помощь должен придти палач.

Собственно, можно ли упрекать главу церкви в том, что для него символ дороже человека, если это - основа всего учреждения? Можно только ожидать, что, по смягчении общественных нравов вообще, эта позиция несколько смягчится. Вот, например, весма почтенный Никита Кривошеин пишет с видимым умилением: "... Гуляя по коридорам Зимнего дворца, государь Николай II напал на бюст Вольтера работы французского ваятеля Гудона (Вольтер, как известно, автор «Орлеанской девственницы», изречения о Церкви «Раздавите гадину» и определения религии как «встречи лицемера и дурака»). Подумав, государь обернулся к флигель-адъютанту и сказал: «Уберите эту обезьяну!»". Между тем, Вольтер заступался за жертв судебного произвола (в частности. за обвиненных в ритуальных убийствах и пр.), а Николай.... Я бы предпочел обезьяну.

Дело, таким образом, не в том, к чему призывают священники; мне кажется, опыт западного общетва, которое гораздо дольше воспитывало терпимость у своих многочисленных церквей, показывает, что священники в подобных случаях - то-есть когда покушаются на святыни - призывают к тому, что позволяется в обществе. Изменится общественное представление о терпимости и ценности свободы самовыражения сравнительно с "чувствами верующих" - изменится и поведение иерархов, причем никак не раньше, а даже несколько позже. А сейчас, когда позиция государственно-патриотической церкви чрезвычайно востребована, и власти готовы на все, чтоб пристроиться со своей милитаризованной нефтяной лавкой под патриаршее благословление...

О последних днях Варлама Шаламова

... можно прочесть здесь:

http://shalamov.ru/memory/82

и потом - здесь.

http://shalamov.ru/memory/179


Добавить нечего.